Главная » Страна » В режиме "перемирия". Репортаж из зоны АТО
“Это две разные планеты: то, что здесь в Киеве, и то, что там, в Донбассе. Здесь – гульки по клубам, а там… Сам скоро увидишь”, – говорит мне волонтер Антон. Мы проезжаем мимо столичной “Арены”, одного из главных тусовочных мест Киева, где как раз начинается ночь “с пятницы на понедельник”.
Спустя два часа после объявления перемирия в пятницу мне позвонили: волонтеры из Львова едут на Луганщину транзитом через Киев, есть свободное место. Решаю воспользоваться шансом и посмотреть, как соблюдается “режим прекращения огня”.
По дороге знакомимся. Львовяне Василий, Руслан, Виталий, с ними Антон – тоже из Львова, но несколько лет живет в Киеве. Помогают армии уже третий месяц, в первую очередь – львовским 24-ой отдельной механизированной и 80-ой отдельной аэромобильной бригадам. Все бывшие майдановцы.
“Я сначала тоже смски слал, как и все, а потом понял: если хочешь реально помочь, надо ехать и отдавать помощь напрямую бойцам, иначе все разворуют”, – говорит Антон. В нашем микроавтобусе – еда, медикаменты, одежда и генератор для солдат.
Первая остановка – у военной части на Харьковщине, где в свое время базировалась 80-ая бригада, которая среди прочих несколько месяцев обороняла луганский аэропорт.
“В первый раз мы приехали сюда, начали выгружать коробки с едой и лекарствами, а местные ребята тут же перегрузили все в специальные ящики. Сказали: нам тут ничего не надо, это все для наших пацанов в аэропорту пойдет”, – рассказывает Василий. Ящики грузили в вертолет и сбрасывали над осажденным аэропортом.
– А если бы просчитались? – спрашиваю.
– Значит, у сепаров был бы шикарный ужин, – смеются. – Но наши не промахиваются.
Передача для бойцов в зоне АТО
Возле части нас ждут еще один микроавтобус львовских волонтеров и польская машина “скорой помощи”. В Польше ее уже списали, но украинским солдатам она еще послужит.
Формируем небольшую колонну и выдвигаемся в “зону АТО”, как все еще называется театр украино-российских военных действий.
Постреливают
Первый, слабо укрепленный блокпост встречаем еще на Харьковщине. Чем ближе к линии фронта, тем внушительнее они выглядят, все больше солдат и бронетехники вокруг.
На каждом блокпосту спрашиваем насчет обстрелов – ведь перемирие объявили как-никак. Отвечают, что все тихо, но на передовой вроде бы “постреливают”.
Ищем, где расположилась 24-ая бригада. Задача не такая простая – “24-ку” изрядно потрепало в боях на прошлой неделе, когда регулярные российские войска начали массировано бить из “Ураганов” и “Смерчей”. Многие офицеры убежали в тыл, приказов никто не давал, и солдаты выходили из-под обстрелов и окружения на свой страх и риск, пытаясь спасти раненых и технику.
Одно из самых популярных слов в прифронтовой зоне – “предательство”. На протяжении дня от разных солдат довелось слышать почти одинаковые истории:
– Едет вражеская колонна танков. Я запрашиваю разрешение на огонь, а мне говорят: “Не стрелять!” Почему не стрелять – если они у меня на прицеле?!
– Офицер дает приказ: выдвинуться в квадрат такой-то. Ребята выдвинулись было – и прямое попадание “Градов”. Потом научились: нам говорят – продвинуться на километр, мы специально проходим только пятьсот метров, стоим и смотрим – и в то место, куда мы должны были прийти по приказу, четко попадает “Град”.
– Ждали-ждали офицеров с приказом, никого нет, а нас из “Смерчей” поливают, скоро одни “двухсотые” останутся. Взял инициативу на себя, с боем прорвались к нашим. Потом узнал, что офицеры давно смылись в тыл.
Уже не страшно
Проезжаем райцентр Сватово, куда из оккупированного Луганска давно переехали все органы областной власти. Над дорогой замечаю баннер в цветах георгиевской ленточки: “Будь достоин отца и деда!”
Замечаем придорожный магазинчик и припаркованный рядом армейский КРАЗ. Нам везет – в магазине встречаем двух солдат нужной нам 24-ой: Руслана и “Медведя”.
Вспоминаю “колорадский” баннер и спрашиваю, как к украинским солдатам относятся местные.
– По-разному, – говорит Руслан. – Есть те, кто нам продукты носит, есть те, кто в спину что-то обидное кричит. А большинство просто хочет, чтобы война закончилась, им все равно, какая тут власть будет, лишь бы не стреляли.
“Медведь” – один из тех, кто сидел в окруженном аэропорту Луганска под ежедневными обстрелами из “Градов”. Показывает фото и видео на своей “мыльнице”. Пытаюсь узнать подробности. Отнекивается. О своих подвигах тут рассказывать особо не принято, по крайней мере, посторонним.
Руслан и “Медведь” соглашаются показать нам дорогу. Подъезжаем к заброшенному еще до войны заводу, где расположилась медицинская рота 24-той, вернее, то, что от нее осталось.
– Мы тут сейчас, как короли, живем. Раньше под открытым небом спали, – смеется “Марик”, добровольно пришедший в военкомат. Ему 23 года, явный неформальный лидер всей компании. Ушел на фронт после того, как от рук сепаратистов погиб его младший на два года брат, тоже доброволец. Дома у “Марика” остались беременная жена и маленький сын.
Потеряв на войне младшего брата, “Марик” продал BMW и сам ушел на фронт
По случаю нашего прибытия накрывается стол. Слушаю обычные солдатские байки. О том, как кто-то бросил боевую гранату, чтобы вырыть себе окоп. О том, как голодные до женской ласки бойцы охаживали местную вахтершу. О том, как солдат узнал, что в районе 70% жителей – сепаратисты, и от страха бежал в расположение, теряя штаны на ходу.
– Смотрите, что у меня есть, – хвастается “Марик”, показывая смартфон с огромным экраном, почти планшет. – У меня машина BMW была, пришлось вот продать, как я на фронт ушел, жена часть денег мне сюда прислала, вот я и купил. Поменял, получается, тачку на планшет, – заливисто смеется. – Зато я теперь жену с сыном увидеть могу, когда вайфай есть.
“Марик” достает из кармана помятый файлик с какой-то справкой и фотографией своей семьи.
– Вот все, что у меня осталось. Все остальное сгорело, – смотрит на фото с умилением.
Но лирическая минутка заканчивается, и “Марик” уже рассказывает очередную байку, пережевывая привезенную нами колбасу.
– Тебе не страшно? – спрашиваю.
– Не. Ну вот прям щас с неба может “Смерч” прилететь, и что я сделаю?..
– “Броник” хоть одень.
– Смысл?! – аж давится от смеха.
Внимательно смотрю на него. Не бравирует. Отсюда до позиций российских войск – километров семьдесят по прямой, предельная дальность стрельбы “Смерча” – сто двадцать. Как рассказывают солдаты, обстрел “Градами” пережить можно, но от “Смерча” может спасти только бетонированный блиндаж. После того, как главная роль в войне перешла к артиллерии, солдаты надеются только на то, что “пронесет”. Вне зоны действия стрелкового оружия особо прятаться смысла нет.
Они уже успели к этому привыкнуть. Но усталость от войны чувствуется.
– Мы, конечно, здесь за Украину воюем, но прежде всего – за своих побратимов, – без пафоса говорит мне щупленький смуглый парень. – И чтоб мир был…
Спрашиваю о перемирии, судьбе Донбасса и т.д. Но о таких глобальных темах здесь мало кто думает.
– Мне раненых не было чем вывозить. И лечить нечем было, – говорит “Михалыч”, немолодой мужчина с окладистой бородой. – Сгорело все. Вот что надо решать, а ты меня о перемирии спрашиваешь…
Пора прощаться. Нам еще надо много куда заехать.
Золотые люди
По дороге постоянно обгоняем танки и прочую бронетехнику, которая движется от линии фронта. Вместе с волонтерами приходим к выводу, что перемирие было необходимо нашей армии для того, чтобы перегруппироваться, восстановить порядок и дисциплину – потери последних дней слишком ощутимы, а многие части просто дезорганизованы.
Волонтеры Валерий и Виталий. Вместе со своими товарщами говорят, что принимать благодарность от бойцов в зоне АТО очень неловко
Подъезжаем к расположенной в лесу заставе. Дорогу преграждает “шлагбаум” из веток. Выгружаем коробки с продуктами.
– Хо, так я тут целую лавку могу открыть, – смеется Алексей, друг нашего волонтера Василия.
– Лёша – стопроцентный русский по национальности, – рассказывает Василий, пока мы едем на следующую “точку”. – Отец у него военный, мотался с семьей по всему Союзу, перед самым распадом оказался в Сумах. Когда началась война в Донбассе, он позвонил и спросил Лёшу: “Ты готов Родину защищать?” И Лёша на второй день записался в добровольцы.
Приезжаем в полевой госпиталь, разгружаем медикаменты. Местные очень радуются, особенно обезболивающим. Заговариваю с начмедом.
– Главная проблема в том, что здесь – война, а через сто километров в тыл люди и не знают, что происходит, – начмед повторяет слова волонтера Валерия. Здесь, в прифронтовой зоне, у всех общая идея: только введение военного положения, всеобщая мобилизация и перевод экономики на военные рельсы – иначе российскую агрессию не сдержать.
Нас угощают кофе, чайник быстро пустеет.
– Принесите еще кофе, – просит по рации начальник госпиталя.
– У нас что, услуга такая есть, кофе варить? – недовольно бурчат с той стороны.
– Значит, у вас есть пять минут, чтобы ввести такую услугу и принести кофе.
– (пауза) Заварной или растворимый?..
Последний пункт – расположение 24-ой. Отдаем все оставшиеся у нас вещи, продукты и сигареты. Солдаты искренне благодарят, и от этого очень неловко. Оказалось, не мне одному.
– Это вообще самый неловкий момент, – говорит волонтер Руслан. – Они так благодарят, руку жмут, а ты думаешь: “Получается, за банку тушенки, грубо говоря, ты меня защищаешь, еще и благодаришь за это… А я, здоровый мужик, скоро уеду к себе в тихий Львов, пока ты тут останешься ждать “Грады”.
Вместе с нами приехала и семья волонтеров из Харьковской области. Занимаются фермерским хозяйством и поставляют бригаде продовольствие чуть ли не в промышленных масштабах.
– Я не знаю, как бы мы без них вообще выжили, – говорит наш старый знакомый Руслан из 24-ой. – Когда говорят, что Восток надо отдать… Ну вот разве за таких золотых людей не стоит воевать, а?!
Нас настойчиво приглашают на ужин. Отказываемся – хотим выбраться из прифронтовой зоны до наступления полной темноты.
Внезапно где-то вдалеке раздается серия глухих хлопков.
– Это мы стреляем или по нам?
– Да я откуда знаю?! – “Медведь” из 24-ой тоже уже здесь. – Я в любом случае полезу в окоп, если что. Вон две недели под гаубицей спал, и целый остался, – посмеивается.
По дороге назад, уже на Харьковщине, заезжаем в ресторанчик у заправки.
Волонтер Руслан пытается уточнить что-то по меню у официантки.
– Да вот, на вашей ридний украйинський мови написано, – фыркает она.
– Обычно у тех, кто так говорит, как она, скоро танки “защитничков” начинают под хатой ездить, – говорит Руслан, уже выйдя из кафе.